SAWWA

Русское право, исстари выделявшее по наказуемости татьбу из клети, до последнего времени оставалось совершенно чуждо понятию взлома: последнее не было известно ни Русской Правде и судебникам, ни Соборному Уложению, ни узаконениям Петра I и Екатерины II, ни даже Своду Законов изданий 1832 и 1842 г. Впервые его вводит к нам уложение 1845 г., но в объеме чрезвычайно широком, соответствующем теории насильственности и суженном лишь законом 18 мая 1882 г. До этого закона уложение различало два вида взлома — наружный и внутренний, относя ко взлому не только нарушение целости хранилища и его ограды, но также открытие запертого поддельными орудиями или украденным ключом и похищение запертого; оба вида взлома имели последствием квалифицирование наказуемости кражи, хотя не в одинаковой степени. В 1866 г., при согласовании Уложения о наказаниях с Устав. о наказ., налагаем. мировыми судьями, В. сохранен в прежнем широком значении и всегда вел к изменению самой подсудности краж.

Проект Уголовного уложения, составленный высочайше утвержденной редакционной комиссией, предположил совершенно вычеркнуть понятие взлома из системы постановлений о воровстве (краже) по шаткости оснований квалификации наказуемости в силу этого условия и неопределительности самого понятия о взломе. Наше законодательство, до 1882 г. придерживавшееся теории насилия, сообщало квалифицирующему наказуемость взлому крайне широкий объем; во многих случаях оно приводило к чрезмерной тяжести наказаний, налагавшихся не во имя какого-нибудь реального интереса общежития, а во имя одного лишь формального подчинения закону. Закон 1882 г. смягчил зло, но не устранил его вполне. Примыкая к теории личной опасности, он значительно сузил понятие взлома квалифицированного; но, как замечено выше, и теория личной опасности лишена твердых устоев. Закон предполагает, что при взломе обитаемых зданий возможно личное столкновение виновного с потерпевшим, и потому квалифицирует наказание; но предположение это может и не оправдываться — напр. при отсутствии кого бы то ни было в здании во время кражи, — так что усиление наказания становится здесь выполнением одного лишь формального требования кодекса. С другой стороны, возможность личного столкновения может существовать и помимо взлома. Нужно притом заметить, что закон 1882 года в отношении квалифицированного взлома далеко не вполне выдерживает теорию личной опасности; проникновение в здания обитаемые и с ними сравниваемые признается взломом квалифицированным не при всяком преодолении препятствия, представляемого запором или преградой, так как открытие таких запоров отмычка ми или поддельными ключами отнесено к простому взлому. Таким образом, судебной практике не дано руководящей идеи, которая содействовала бы разъяснению точного смысла законодательного постановления. А это тем более важно, что само понятие взлома представляется в высшей степени неопределительным; образующие его признаки крайне условны, и значение, усваиваемое им в уголовных судах, весьма мало соответствует общепринятому. Вопросы, что следует считать огороженным двором, оградой, принадлежностью или частью обитаемого здания, до сих пор не получили твердого и окончательного решения даже в странах столь развитой судебной практики, каковы Англия, Франция и Германия. И можно ли признать отвечающим идее справедливости такой признак, при котором, напр., натиск на ворота, запертые на засов, объявляется или не объявляется квалифицированным взломом только потому, открылись ли ворота вследствие того, что замок оказался слаб и дужка его не выдержала напора (разрушение замка — взлом), или же вследствие того, что замок оказался прочен и засов выскочил из кольца под влиянием сжатия ворот (взлома нет)? При условиях русской и преимущественно сельской жизни с ее примитивными запорами, соломенными крышами и почти полным отсутствием оград понятие взлома оказывается наименее практичным.

Редакционная комиссия, устраняя это понятие, предполагает на место его поставить понятие ночного воровства из обитаемого помещения (будет ли то дом, палатка или землянка), в которое виновный проник без ведома хозяина или лица, ограждающего имущество; этим восстанавливается древнерусская клетная татьба.

Литература: Schwarze, "Das Verbrechen des ausgezeichneten Diebstahls" (1865); Белогриц-Котляревский, "Особые виды кражи" (1882); Спасович, "О воровстве-краже" ("Ж. М. Ю.", 1859, август); пр. Будзинский и Таганцев, "Комментарии к закону 1882 г."; Неклюдов, "Руководство к особой части" (II); Фойницкий, "Посягательства на личность и имущество" (1890, стр. 213 и сл.).

И. Фойницкий.